• Прочитайте эпизод разговора Дыбакова со шкилетником. Определите, кому симпатизирует

    автор рассказа. Докажите своё мнение цитатами из текста.

    Вместе с другими ребятами я был свидетелем нечаянного разговора Дыбакова с одним

    шкилетником.

    Дыбаков — первый секретарь партии в нашем районе, высокий, в полувоенном кителе с

    рублено прямыми плечами, в пенсне на тонком горбатом носу. Ходил он, заложив руки за

    спину, выгнувшись, выставив грудь, украшенную накладными карманами.

    В клубе железнодорожников проходила какая-то районная конференция. Все руководство

    района во главе с Дыбаковым направлялось в клуб по усыпанной толченым кирпичом

    дорожке. Мы, ребятишки, за неимением других зрелищ тоже сопровождали Дыбакова.

    Неожиданно он остановился. Поперек дорожки, под его хромовыми сапогами, лежал

    оборванец — костяк в изношенной, слишком просторной коже. Он лежал на толченом

    кирпиче, положив коричневый череп па грязные костяшки рук, глядел снизу вверх, как глядят

    все умирающие с голоду — с кроткой скорбью в неестественно громадных глазах.

    Дыбаков переступил с каблука на каблук, хрустнул насыпной дорожкой, хотел было уже

    обогнуть случайные мощи, как вдруг эти мощи разжали кожистые губы, сверкнули

    крупными зубами, сипяще и внятно произнесли:

    — Поговорим, начальник.

    Обвалилась тишина, стало слышно, как далеко за пустырем возле бараков кто-то от безделья

    тенорит под балалайку:

    Хорошо тому живется, У кого одна нога, Сапогов не много надо И портошина одна.

    — Аль боишься меня, начальник?

    Из-за спины Дыбакова вынырнул, райкомовский работник товарищ Губанов, как всегда с не

    застёгивающимся портфелем под мышкой:

    — Мал-чать! Мал-чать!..

    Лежащий кротко глядел на него снизу вверх и жутко скалил зубы. Дыбаков движением руки

    отмахнул в сторону товарища Губанова.

    —Перед смертью скажи… за что… за что меня?.. Неужель всерьез за то, что две лошади

    имел? — шелестящий голос.

    — За это, — спокойно и холодно ответил Дыбаков.

    — И признаешься! Ну-у, заверюга…

    — Мал-чать! — подскочил опять товарищ Губанов.

    И снова Дыбаков небрежно отмахнул его в сторону.

    — Дал бы ты рабочему хлеб за чугун?

    — Что мне ваш чугун, с кашей есть?

    — То-то и оно, а вот колхозу он нужен, колхоз готов за чугун рабочих кормить. Хотел ты идти

    в колхоз? Только честно!

    — Не хотел.

    — Почему?

    — Всяк за свою свободушку стоит.

    — Да не свободушка причина, а лошади. Лошадей тебе своих жаль. Кормил, холил — и вдруг

    отдай. Собственности своей жаль! Разве не так?

    Доходяга помолчал, помигал скорбно и, казалось, даже готов был согласиться.

    — Отыми лошадей, начальник, и остановись. Зачем же еще и живота лишать? — сказал он.

    — А ты простишь нам, если мы отымем? Ты за спиной нож на нас точить не станешь?

    Честно!

    — Кто знает.

    — Вот и мы не знаем. Как бы ты с нами поступил, если б чувствовал — мы на тебя нож

    острый готовим?.. Молчишь?.. Сказать нечего?.. Тогда до свидания.

    Дыбаков перешагнул через тощие, как палки, ноги собеседника, двинулся дальше, заложив

    руки за спину, выставив грудь с накладными карманами. За ним, брезгливо обогнув доходягу,

    двинулись и остальные.

    Он лежал перед нами, мальчишками, — плоский костяк и тряпье, череп на кирпичной

    крошке, череп, хранящий человеческое выражение покорности, усталости и, пожалуй,

    задумчивости. Он лежал, а мы осуждающе его разглядывали. Две лошади имел, кровопивец!

    Ради этих лошадей стал бы точить нож на нас. «Если враг не сдается…» Здорово же его

    отделал Дыбаков. Поговорим. Спрашивай — отвечу.

Ответы 3

  • можете помочь с. географией пожалуйста
  • много баллов, очень нужно
  • Казалось бы, симпатии и сочувствие автора должны быть на стороне "шкилетника", как к человеку, буквально умирающему с голоду. Это было бы естественно и понятно. Но чем внимательнее читаю я текст, тем яснее мне становится, что симпатии писателя не на стороне "шкилетника". Начнем с описания внешности.

    Вот как описан Дыбаков : "высокий, в полувоенном кителе с  

    рублено прямыми плечами, в пенсне на тонком горбатом носу. Ходил он, заложив руки за спину, выгнувшись, выставив грудь, украшенную накладными карманами".    

    А вот  шкилетник: "оборванец — костяк в изношенной, слишком просторной коже. Он лежал на толченом кирпиче, положив коричневый череп на грязные костяшки рук..."  Конечно, "шкилетник" вызывает у читателя жалость, это обычное чувство нормального человека по отношению к погибающему человеку.

    Но Дыбаков убежден в своей правоте, в правильности своих действий и поступков, его речь спокойна, он держится с достоинством, он правдиво отвечает на трудные вопросы шкилетника. И его позиция вызывает уважение.

    Шкилетник всего лишь мелкий собственник, не способный подняться над личным ради общественного, а Дыбаков сознает, что он служит высокой цели, и ради своих убеждений готов жертвовать людьми, и даже самим собой, если понадобится.

    У шкилетника нет имени и фамилии, автор называет его просто "доходяга", хотя в его воле было дать ему имя и фамилию, описать хотя бы кратко жизненный путь. Ничего этого писатель не сделал, никак не выразил своей симпатии к "шкилетнику".  

    Наверное, по-человечески автор "шкилетника" жалеет, но вот хочет ли он, чтобы и читатель пожалел несчастного, вот этого я в отрывке не увидел.

    • Автор:

      mariyah
    • 5 лет назад
    • 0
  • Добавить свой ответ

Войти через Google

или

Забыли пароль?

У меня нет аккаунта, я хочу Зарегистрироваться

How much to ban the user?
1 hour 1 day 100 years