Андрей Богданов оставил нам любопытное замечание о том, что при Петре Первом, когда только строили новую столицу, отнюдь не было всеобщего воодушевления по этому поводу. Мало, кто чувствовал себя там как дома. Жили и работали там люди исключительно по велению императора, а главной мечтой было - уехать поскорееЛюди ж ехали в Санкт-Петербург, в этот непростой климат, во всеобщую стройку, лишенную привычных удобств, исключительно трудиться. Были здесь без жен, без детей. Да и оставить пришлось где-то свое хозяйство, промысел привычный ради прихоти ПетраТе, кто был повыше статусом, поближе к царю, постоянно находили повод, чтобы отпроситься у него по "очень важным" делам в Москву съездить на некоторое время. Петр Алексеевич отпускал не всегда, да и на короткий срок исключительноСлучалось так, что уезжали люди в Москву или в деревеньки свои, да нарушали сроки установленные. Их незамедлительно, буквально под конвоем возвращали. Впредь о таких поездках могли забыть. Только труд во благо будущего Града ПетраА простой народ, который отпроситься на побывку к родным не мог, то объединялся в группы и просто уходилУ Сергея Князькова, в издании 1914 года, находим всё же утверждение о том, кому было хорошо в те годы в Петербурге. Это верные "птенцы гнезда Петрова", у которых и иной жизни, кроме как возле своего покровителя не было. Среди них Меншиков, Ягужинский, а также иностранцы Миних, Остерман.Это по нашему-то представлению быстренько Петр город отстроил, а у людей жизнь шла во всем этом неудобстве и колоссальном темпе строительства. Это даже не год и не пять. Десять, пятнадцать лет пройдет пока обретет столица качества, полагающиеся крупному городу для удобства его жителей. Комфортный климат, правда, так и не обретет.Складывалось общество людей, которые привыкли только трудиться. Развлечений никаких нет, разве что Петр для приближенных устраивает понятные суровые веселья. Да и некогда отдыхать. Труд был тяжелый и забирал все силы. Поэтому люди искали возможности хоть на несколько часов забыться, а это могло найтись только в пирушках с "питием непомерным"Тот же историк Князьков пишет, что в Петербурге той поры происходило чудное слияние привычных старорусских порядков и европейской моды. За исключительно внешним европейским политесом московская старина выбивалась грубыми действиями и несдержанными выходками.Важное изменение Петра, о котором часто забывают стало дозволение женщинам присутствовать на мужских весельях на равных правах. Раньше такого и представить было нельзя - женщины отдельно собирались для тихого веселья. А теперь, все радости жизни открыты, гуляй, пой, пей, сударыня. Еще важный момент. За всю жизнь Петр себе сшил только два парадных кафтана. Как говорится "синий и другой". Да и носил их весьма редко. Одевался очень просто. Но это не было примером для окружения. Теперь и мужчины и женщины, находясь вместе старались показать всю свою красоту, поэтому в русскую жизнь стала входить индустрия моды, щёгольство. И это при том, что Петр носил в кармане нитки с иголками, чуть что порвется из одежды - сам штопал, ну в крайнем случае жену Катерину просил. А так и сапоги себе сшить мог запросто. То есть ни царь, ни свита, друг на друга особо не влияли. Более того, Петр, предпочитая простые радости, очень не любил пышные церемонии и ритуалы. Поэтому устраивать светские приемы иностранных гостей поручал, скажем, тому же Меншикову. У того и дворец был огромный, с учетом этой задачиСам же император мог отправиться пить с матросами. Почему-то ему это большее удовольствие доставляло, нежели с именитыми дворянами веселиться.Лишь к концу жизни Петра сформировался вполне приличный по европейским меркам Двор, который состоял из галантных дам, учтивых господ, которые могли на равных беседовать о высоких материях