Бульба повел сыновей своих в светлицу, откуда проворно выбежали две
красивые девки-прислужницы в червонных монистах, прибиравшие комнаты.
Они, как видно, испугались приезда паничей, не любивших спускать никому,
или же просто хотели соблюсти свой женский обычай: вскрикнуть и
броситься опрометью, увидевши мужчину, и потому долго закрываться от
сильного стыда рукавом. Светлица была убрана во вкусе того времени, о
котором живые намеки остались только в песнях да в народных думах, уже
не поющихся более на Украйне бородатыми старцами-слепцами в
сопровождении тихого треньканья бандуры, в виду обступившего народа; во
вкусе того бранного, трудного времени, когда начались разыгрываться
схватки и битвы на Украйне за унию. Все было чисто, вымазано цветной
глиною. На стенах -- сабли, нагайки, сетки для птиц, невода и ружья,
хитро обделанный рог для пороху, золотая уздечка на коня и путы с
серебряными бляхами. Окна в светлице были маленькие, с круглыми тусклыми
стеклами, какие встречаются ныне только в старинных церквах, сквозь
которые иначе нельзя было глядеть, как приподняв надвижное стекло.
Вокруг окон и дверей были красные отводы. На полках по углам стояли
кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные
кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой,
черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и
четвертые руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена.
Берестовые скамьи вокруг всей комнаты; огромный стол под образами в
парадном углу; широкая печь с запечьями, уступами и выступами, покрытая
цветными пестрыми изразцами, --все это было очень знакомо нашим двум
молодцам, приходившим каждый год домой на каникулярное время;
приходившим потому, что у них не было еще коней, и потому, что не в
обычае было позволять школярам ездить верхом. У них были только длинные
чубы, за которые мог выдрать их всякий козак, носивший оружие.