Избранные стихотворенияГорода и годы Старый Лондон пахнет ромом,Жестью, дымом и туманом.Но и этот запах можетСтать единственно желанным.Ослепительный Неаполь,Весь пронизанный закатом,Пахнет мулями и слизью,Тухлой рыбой и канатом.Город Гамбург пахнет снедью,Лесом, бочками, и жиром,И гнетущим, вездесущим,Знаменитым добрым сыром.А Севилья пахнет кожей,Кипарисом и вербеной,И прекрасной чайной розой,Несравнимой, несравненной.Вечных запахов ПарижаТолько два. Они все те же:Запах жареных каштановИ фиалок запах свежий.Есть чем вспомнить в поздний вечер,Когда мало жить осталось,То, чем в жизни этой бреннойСердце жадно надышалось!..Но один есть в мире запах,И одна есть в мире нега:Это русский зимний полдень,Это русский запах снега.Лишь его не может вспомнитьСердце, помнящее много.И уже толпятся тениУ последнего порога.Уездная сиреньКак рассказать минувшую весну,Забытую, далекую, иную,Твое лицо, прильнувшее к окну,И жизнь свою, и молодость былую?..Была весна, которой не вернуть...Коричневые, голые деревья.И полых вод особенная муть,И радость птиц, меняющих кочевья.Апрельский холод. Серость. Облака.И ком земли, из-под копыт летящий,И этот темный глаз коренника,Испуганный, и влажный, и косящий.О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.Запахло мятой, копотью и дымом.Тем запахом, волнующим до слез,Единственным, родным, неповторимым.Той свежестью набухшего зернаИ пыльною уездною сиренью,Которой пахнет русская весна,Приученная к позднему цветенью.ВоспоминаниеУтро. Станция. ЗнакомыйС детских лет телеграфист.От сирени дух истомный.Воздух нежен. Воздух чист.В небе легкой акварелиПолутон и полудым.Хорошо любить в апреле,Хорошо быть молодым.Возвращаться на побывку,Гнать ленивца ямщика.Ради Бога, ткни ты сивкуВ запотевшие бока!Пахнут запахом медвянымБесконечные поля.Дымом синим, паром пьянымИспаряется земля.Сердце бешеное бьется.В горле сладостный комок.А над полем вьется, вьетсяЕле видимый дымок!Вот откос знакомой крыши.Дорогой и милый дом.Сердце, тише! Тише! Тише! –Стой... Направо... За углом.Там в саду скрипят качели,Выше! В небо! И летим...Хорошо любить в апреле,Хорошо быть молодым.Как вас звали?! Катей? Олей?Натой? Татой? Или – нет?Помню только небо, солнце,Золотой весенний свет,Скрип качелей, дух сирени,Дым, плывущий над землей,И как двадцать вознесений,Двадцать весен за спиной!Как рассказать?1Как объяснишь им чувство этоИ как расскажешь на словах –Тревогу зимнего рассветаНа петербургских островах,Когда, замучившись, несетсяШальная тройка поутру.Когда, отстегнутая, бьетсяМедвежья полость на ветру?Как рассказать им день московский,И снежный прах, и блеск слюды,И парк Петровско-Разумовский,И Патриаршие пруды,И на облупленных карнизах,На тусклом золоте церквейЗобастых, серых, белых, сизых,Семью арбатских голубей?Сидят в метро. Молчат сурово.Эксцельсиор читают свой...И нет им дела никакогоДо хрестоматии чужой.2Как рассказать им чувство это,Как объяснить в простых словахТревогу зимнего рассветаНа петербургских островах,Когда, замучившись, несетсяШальная тройка поутру,Когда, отстегнутая, бьетсяМедвежья полость на ветру,И пахнет влагой, хвоей, зверем...И за верстой верста бежит,А мы, глупцы, орем и верим,Что мир лишь нам принадлежит.Бабье летоНет даже слова такогоВ толстых чужих словарях.Август. Ущерб. Увяданье.Милый, единственный прах.Русское лето в России.Запахи пыльной травы.Небо какой-то старинной,Темной, густой синевы.Утро. Пастушья жалейка.Поздний и горький волчец.Эх, если б узкоколейкаШла из Парижа в Елец...Источник: Эмигранты. Поэзия русского зарубежья. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. Аминад Петрович Шполянский. Фото. СодержаниеГорода и годыУездная сиреньВоспоминаниеКак рассказать?Бабье лето*Дон Аминадо (Аминад Петрович Шполянский, после Второй мировой войны печатался как Д.Аминадо, настоящее имя Аминодав Пейсахович Шполянский; 1888 – 1957) – русский поэт-сатирик, мемуарист, адвокат. Автор книг "Песни войны" (сборн., 1914), "Дым без отечества" (сборн., 1921, Франция), "Нескучный сад" (сборн., 1935, Франция)."Милый Дон-Аминадо, Мне совершенно необходимо Вам сказать, что Вы совершенно замечательный поэт. [...] и куда больше – поэт, чем все те молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем "на серьезе". Я на Вас непрерывно радуюсь и Вам непрерывно рукоплещу – как акробату, который в тысячу первый раз удачно протанцовал по проволоке. Сравнение не обидное. Акробат, ведь это из тех редких ремесел, где всё не на жизнь, а на смерть, и я сама такой акробат. Но помимо акробатизма, т. е. непрерывной и неизменной удачи, у Вас просто – поэтическая сущность, сущность поэта, которой Вы пренебрегли, но и пренебрежа которой Вы – больший поэт, чем те, которые на нее (в себе) молятся [...] – А дяди! А дамы! Любящие Вас, потому что невинно убеждены, что это вы "Марию Ивановну"