1) И я слышал скулящий лай этой дворняжки во многих выплесках человеческой речи, доходивших до меня: если бы дворняжке дать слово вместо лая,
то в вагонной темноте никто и не понял бы, что это говорит собака. Да и поиск пропитания на помойке никого не удивил бы - такие времена. Я-то не бедствую, пока один. А была бы семья с десятком иждивенцев, так тоже сейчас был бы своим в этих разговорах. Мне стало стыдно: люди-то о болях своих говорят. Я попытался представить их лица и почувствовал, как мое настроение переменилось. Нет, боль не ушла. Но теперь это была боль сочувствия и сопереживания, а не какого-то нелепого презрения, отчуждения и осуждения.2). Мое продолжение в корне отличается от авторского. Рассказчика, видимо, выражающего позицию автора, заботит отсутствие духовности в людях, бедность их интересов, выраженная в разговорах. Он поражен своим открытием - богатство русской речи не востребовано, содержание разговоров можно передать примитивными звуками животных. На фоне пустопорожней болтовни и жалобного скулежа молчание звезд кажется ему более выразительным. Звезды были уже упомянуты в начале рассказа. Кольцевое обрамление звездными образами придает рассказу цельность и завершенность. В моем продолжении рассказчик устыдился своего высокомерия. Он нашел оправдание людям. и посочувствовал им. Это желаемое окончание, но, наверное, маловероятное. Цель написания рассказа стала в результате менее глубокой и актуальной. Философские размышления оригинала заменены морализаторством.