Сочинение Почему Лариса единственная живая душа в драме Островского "Бесприданница""

Объемы сочинения какие?

На наш взгляд, художественная парадигма образа Ларисы Огудаловой организована диалогически-рефлексивнымивзаимо-отражениями нескольких архетипических констант, в данной работе мы рассмотрим три из них: архетипы Небесной Девы, Лилит, Чайки. Смыслообразующим ядром в парадигме архетипических моделей образа Ларисы можно считать архетип Небесной Девы (так же, как и в образах Катерины, героини «Грозы», и Снегурочки, героини одноименной пьесы Островского). В мифопоэтической семантике этого архетипа и связанных с ним мотивов обнаруживается ряд знаковых элементов, имеющих явные параллели в логике изображения героини «Бесприданницы». В облике Ларисы Огудаловой мы видим отчетливо выраженную «иноприродность» окружающей ее реальности: она представлена как существо духовно утонченное, причастное к высшей гармонии и к высшим бытийным сферам, и поэтому обреченное на непонимание людьми, мыслящими слишком «земными» мерками. Таков традиционный «идеальный» образ Небесной Девы, воплощенной в земном женском облике, но сохранившей изначальную духовную чистоту, предельную искренность, высоту идеалов, индивидуальную самобытность и оригинальность, целомудрие и нравственную силу. В героине Островского явственно обозначен подобный потенциал «божественности»: красота душевная и телесная в их гармоническом единстве, одухотворенность, стремление к непорочности, творческое начало, внутренняя свобода. Однако образ Небесной Девы, как и большинство архетипических моделей человеческой личности, внутренне амбивалентен: Дева «идеальна» и духовно высока, но не наделена способностью отстаивать свой идеал от агрессивных реакций окружающей «грубой» действительности; не случайно один из самых распространенных сюжетов в мировой мифологии и фольклоре – сюжет пленения Девы разного рода «чудовищами». Такую же амбивалентность мы обнаружим и в логике изображения Островским Ларисы Огудаловой: при всей своей внутренней самодостаточности она хрупка, ранима и беззащитна, натура ее по-детски искренняя и открытая, восприимчивая и чувствительная. Вожеватов замечает о Ларисе: «Не глупа, а хитрости нет…» «К кому расположена, нисколько этого не скрывает. Какая чувствительная!» Духовное благородство Ларисы, как и ее предельно живая душа, остаются не понятыми другими героями пьесы. Они выбирают прекрасную игрушку, борясь не за любовь героини, а за возможность получить исключительную женщину ради собственного самоутверждения. Пытаясь «вылепить» из Ларисы послушную «роковую Галатею» (искусственно навязанный ей архетип), персонажи «Бесприданницы» не стремятся глубже понять героиню, не готовы сочувствовать ей, они видят в Ларисе лишь красивую безделушку: «Лариса (глубоко оскорбленная). Вещь... да, вещь! Они правы, я вещь, а не человек. Я сейчас убедилась в том, я испытала себя... я вещь! (С горячностью). Наконец слово для меня найдено, вы нашли его» «Роковая Галатея»: «Вещь», «Кукла», «Статуя», «Игрушка» – это архетипический ряд восприятия героини окружающими ее людьми, которые отсутствие живой души в себе проецируют на создаваемые ими «бездушные» образы Ларисы. Еще одна проецируемая персонажами пьесы личностная модель героини – архетип Лилит. Он отражает те стороны женского начала, которые не проявлены в образе Девы: олицетворяет телесную женскую красоту, чувственность, эротическую привлекательность. Герои пьесы видят в Ларисе Лилит, – но в первую очередь те аспекты данного женского типа, которые актуализированы в их собственном сознании: это черты, характерные для восприятия Лилит в качестве искусительницы, блудницы. Вожеватов предлагает Ларисе быть содержанкой: «…Не угодно ли вам ехать со мной в Париж на выставку? (Лариса отрицательно качает головой). И полное обеспечение на всю жизнь?»