Помогите пожалуйста найдите среди этого текста предложения простого глагольного сказуемого!И указать где подлежащее где сказуемое!Достаточно будет 2 предложения!! Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и сталподвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком.
"Гей, добрый человек!" - закричал ему ямщик. - "Скажи, не знаешь ли где
дорога?"
- Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, - отвечал дорожный, - да
что толку?
- Послушай, мужичок, - сказал я ему - знаешь ли ты эту сторону?
Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?
- "Сторона мне знакомая" - отвечал дорожный - "слава богу, исхожена
изъезжена вдоль и поперег. Да вишь какая погода: как раз собьешься с дороги.
Лучше здесь остановиться, да переждать, авось буран утихнет да небо
прояснится: тогда найдем дорогу по звездам".
Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле,
ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал
ямщику: "Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай в право да поезжай". - А
почему ехать мне в право? - спросил ямщик с неудовольствием. - Где ты видишь
дорогу? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. - Ямщик
казался мне прав. "В самом деле" - сказал я: - "почему думаешь ты, что жило
не далече?" - А потому, что ветер оттоле потянул, - отвечал дорожный, - и я
слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко. - Сметливость его и тонкость
чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому
снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг
и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на
плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои
бока. Я опустил цыновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури
и качкою тихой езды.
Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть, и в котором до
сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные
обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо вероятно знает по
опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, не смотря на всевозможное
презрение к предрассудкам.
Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность,
уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне
казалось, буран еще свирепствовал, и мы еще блуждали по снежной пустыне...
Вдруг увидел я вороты, и въехал на барской двор нашей усадьбы. Первою мыслию
моею было опасение, чтобы батюшка не прогневался на меня за невольное
возвращение под кровлю родительскую, и не почел бы его умышленным
ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки, и вижу: матушка
встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. "Тише", - говорит она
мне - "отец болен при смерти и желает с тобою проститься". - Пораженный
страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели
стоят люди с печальными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка
приподымает полог и говорит: "Андрей Петрович, Петруша приехал; он
воротился, узнав о твоей болезни; благослови его". Я стал на колени, и
устремил глаза мои на больного. Что ж?... Вместо отца моего, вижу в постеле
лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая. Я в недоумении
оборотился к матушке, говоря ей: - Что это значит? Это не батюшка. И к какой
мне стати просить благословения у мужика? - "Вс? равно, Петруша", - отвечала
мне матушка - "это твой посаженый отец; поцалуй у него ручку, и пусть он
тебя благословит..." Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с постели,
выхватил топор из-за спины, и стал махать во все стороны. Я хотел бежать...
и не мог; комната наполнилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и
скользил в кровавых лужах... Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: "Не
бойсь, подойди под мое благословение..." Ужас и недоумение овладели мною...
И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку,
говоря: "Выходи сударь: приехали".
- Куда приехали? - спросил я, протирая глаза.
"На постоялый двор. Господь помог, наткнулись прямо на забор. Выходи,
сударь, скорее, да обогрейся".
Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было
так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь
под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина
освещала ее. На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка.
Хозяин, родом яицкий казак, казался мужик лет шестидесяти, еще свежий и
бодрый. Савельич внес за мною погребец, потребовал огня, чтоб готовить чай,
который никогда так не казался мне нужен. Хозяин пошел хлопотать.
- Где же вожатый? спросил я у Савельича.
"Здесь, ваше благородие", - отвечал мне голос сверху