Какие нравственные вопросы решает главный герой повести А. И. Солженицына “Один день Ивана Денисовича”?

Основной slava hitlery

там скорее уголовная проблема.дезертирство

Территория зла
Лагерь потому предстает в «Одном дне…»
как территория зла, что его обитатели, включая
тех, кто еще не потерял веру в существование
законности и не утратил окончательно «веру в
доброту человеческого сердца», встречаются
с «настоящим зверем»5. Звериные коннотации
окружают фигуру начальника режима, лейтенанта Волковóго, которого «…не то что зэки и не то
что надзиратели – сам начальник лагеря, говорят,
боится. Вот Бог шельму метит, фамильицу дал!
– иначе как волк Волковóй не смотрит. Тёмный,
да длинный, да насупленный и носится быстро.
Вынырнет из барака: “А тут что собрались?” Не
ухоронишься. Поперву он ещё плётку таскал, как
рука до локтя, кожаную, кручёную. В БУРе ею
сёк, говорят» (I, 31). И говорящая фамилия, которой недаром он отмечен, и выразительные черты
внешности (тёмный – не просто цвет лица; проявляемая им жестокость порождена внутренней
тьмой) актуализируют присущую волку хтоническую символику6. В этом наводящем страх человеке человеческое задавлено звериным.
Начальник режима ведет себя, как вожак в
волчьей стае; стоило ему крикнуть на надзирателей, так те, «…шмонавшие кое-как, тут зарьялись, кинулись, как звери», а старшина, несмотря
на мороз, приказал: «– Ра-ас-стегнуть рубахи!»
(I, 31). У Волковóго нет человеческих эмоций,
только звериные; от страха перед ним звериные
инстинкты мгновенно пробуждаются и у его подчиненных. Действия, раскрывающие живущее в
них звериное начало, вызывают знаменательные
ассоциации с поведением апокалипсических зверей, представителей сил зла7. Для зла же законов
не существует; в основе бесчеловечного отношения к заключенным лежит убеждение, что с этими, с врагами народа, которых разрешено и даже
велено было не считать людьми, «все позволено»8. Надзиратель, недовольный тем, как Шухов вымыл в надзирательской пол, называет его
«чушкой» и привычно выговаривает: «Ничего,
падлы, делать не умеют и не хотят. Хлеба того не
стоят, что им дают. Дерьмом бы их кормить» (I,
21). Ведь зэки для него действительно не люди.
В обыденной лагерной жизни происходит
приучение и привыкание к насилию, физическому и словесному, и к злу, которое в насилии
проявляется; при этом активизируется способность зла заражать. Зло у Солженицына
«…всегда в человеке и через человека», это
«прежде всего злые люди», сознательно «выбирающие зло»9. Выбор в пользу зла означает
не просто подчинение ему, но соучастие в насилии, формы и характер которого определяются местом и положением в лагерном социуме,
«иерархично» организованном и поделенном
«на разряды»10. Система власти устроена здесь
так, что дистанция, установленная режимом,
с одной стороны, разделяет лагерную охрану и
заключенных, с другой, разделяет и самих заключенных, так что одни получают возможность
властвовать над другими.
Ставку лагерная администрация делает на
сволочь, как характеризует Шухов ее прислужников; бранное слово точно выражает суть характера тех, чье поведение служит прямым свидетельством реальности зла. Дэр, десятник из зэков,
потому «сволочь хорошая», что «своего братазэка хуже собак гоняет» (I, 39). Ничем не лучше
него и парикмахер с бухгалтером, «налипшие
лагерные придурки, первые сволочи, сидевшие
в зоне», не считающие «серых зэков» за людей
и ведущие себя соответственно; связываться с
ними бесполезно, так как «у придурнú меж собой
спайка и с надзирателями тоже» (I, 91). С ними
в связке и «сволочь старшая», старший барака,
сам «держится начальством», а других держит в
страхе: «Кого надзору продаст, кого сам в морду
стукнет» (I, 106). Хромой, дневальный по столовой, «гвоздит» с крыльца берёзовым посохом,
«кто не с его команды лезет»; он «дюжий», хоть
и инвалид, недаром «с поварами дружит» (I, 93).